Category: еда
Баллада об авокадо
Когда услышал слово «авокадо»
впервые, в детстве... нет, когда прочел
его – наверно, у Хэмингуэя
(или Ремарка? или у Майн Рида? –
уже не помню), – в общем, с тех вот пор
я представлял тропическую синь,
и пальмы над ленивым океаном,
и девушку в шезлонге, и себя
у загорелых ног, печально и
неторопливо пьющего кальвáдос
(а может, кальвадóс). Я представлял
у кромки гор немыслимый рассвет
и черно-белого официанта,
несущего сочащийся продукт
экватора – нарезанный на дольки,
нежнейший, бесподобный авокадо!
С тех пор прошло полжизни. Хэм забыт,
кальвадос оказался просто водкой –
на яблоках, обычный самогон.
Про девушек я вообще молчу.
Но авокадо... – Боже! – авокадо
не потерял таинственнейшей власти
над бедною обманутой душой.
И в самом деле: в наш циничный век,
когда разъеден скепсисом рассудок,
когда мамоной души смущены,
потерян смысл, и врут ориентиры –
должно же быть хоть что-то, наконец,
не тронутое варварской уценкой?!
И вот вчера я увидал его –
В Смоленском гастрономе. Он лежал,
нетронутый, по десять тысяч штука.
Но что же деньги? Деньги – только тлен,
и я купил заветный авокадо,
нежнейший фрукт – и с места не сходя,
обтер его и съел...
Какая гадость!
Виктор Шендерович
впервые, в детстве... нет, когда прочел
его – наверно, у Хэмингуэя
(или Ремарка? или у Майн Рида? –
уже не помню), – в общем, с тех вот пор
я представлял тропическую синь,
и пальмы над ленивым океаном,
и девушку в шезлонге, и себя
у загорелых ног, печально и
неторопливо пьющего кальвáдос
(а может, кальвадóс). Я представлял
у кромки гор немыслимый рассвет
и черно-белого официанта,
несущего сочащийся продукт
экватора – нарезанный на дольки,
нежнейший, бесподобный авокадо!
С тех пор прошло полжизни. Хэм забыт,
кальвадос оказался просто водкой –
на яблоках, обычный самогон.
Про девушек я вообще молчу.
Но авокадо... – Боже! – авокадо
не потерял таинственнейшей власти
над бедною обманутой душой.
И в самом деле: в наш циничный век,
когда разъеден скепсисом рассудок,
когда мамоной души смущены,
потерян смысл, и врут ориентиры –
должно же быть хоть что-то, наконец,
не тронутое варварской уценкой?!
И вот вчера я увидал его –
В Смоленском гастрономе. Он лежал,
нетронутый, по десять тысяч штука.
Но что же деньги? Деньги – только тлен,
и я купил заветный авокадо,
нежнейший фрукт – и с места не сходя,
обтер его и съел...
Какая гадость!
Виктор Шендерович
1940 - 2010. Катынь
Лишь законченные скоты
И моральные извращенцы
Отрицают тебя, Катынь,
Нагло списывая на немцев.
Как их доводы горячи!
Видно, живы еще дедули,
Что работали в той ночи
С интервалом – в минуту пуля.
Их не ждет покаянный скит.
Отойдя от канав устало,
Разливали по кружкам спирт,
Крупно резали хлеб и сало.
И смотрели, приняв на грудь,
Как, захватывая побольше,
Зэк лопатой бросает грунт
На мундиры свободной Польши.
Пусть клубятся, как туча тли,
«Патриоты» и «ветераны» -
Отряхну от родной земли
Удалую конфедератку.
Помяну,утоляя боль,
Вас, убитые, Польши соль.
С косогоров – ручьи весны.
Тут, в Катыни, они красны.
Вы писали домой: «Придем!».
Свет накатывал с каждым днем.
Как подснежник, лучист и бел
Одноглавый орел горел.
Вам весна навевала сон.
Вы военный блюли фасон.
И,казалось, не прочит зла
Вам оттаявшая земля.
Околесицу русских зим
Одолев, отогнав печаль,
Офицеры смотрели в синь,
Офицеры смотрели вдаль.
Гомонили в лесах грачи,
И мерещилось: будем жить…
В непроглядной сырой ночи
Поминальный огонь дрожит.
Апрель
2010 г. Алексей Широпаев
